Вести сегодня, Общественно-политическая газета Латвии
194 (632) 20.08.2001
Лариса ПЕРСИКОВА
Мы дети страшных лет России
«С русскими начали кокетничать, как только в Латвии появились
советские военные базы», вспоминает хабилитированный доктор
педагогики, кандидат филологических наук Борис Федорович
Инфантьев.
Официально русским в Латвии запрещалось говорить на родном
языке в публичных местах. А неофициально при поступлении в вузы
им приходилось уступать места выпускникам латышских гимназий. Но
даже на самом пике обострения латышско-русских отношений в
Первой республике речи о выселении «колонистов» никогда не шло.
Старые русские И идти не могло, считает Борис Федорович.
Ведь русские тогда составляли всего 15 процентов населения. С
одной стороны, это латгальские староверы старожильческое
население, с другой эмигранты, бывшие белогвардейцы, которые
уезжали то в Париж, то в Прагу. Но когда Райнис, будучи
министром просвещения, разрешил показать в Латвии фильм
«Броненосец Потемкин», Бангерский будущий инспектор легиона
в знак протеста подал в отставку с поста министра. И еще когда
из Праги или Парижа в Ригу на гастроли приехал донской казачий
хор, то во всех латышских газетах, даже в
социал-демократических, возмущенно писали: «Мало казаки латышей
порасстреляли в 1905 году, зачем им разрешили приехать сюда
снова?» Такие вот были настроения. Но разговоров о перемещении
не было. Да и куда было перемещать бедных русских из России
они только что эмигрировали, и те, кто предпочитал Запад, при
первой же возможности сами перемещались в Париж или Прагу.
О семье Мой дедушка был командующим Туркестанским военным
округом, хоть и вышел из крестьянского сословия. Такие фамилии,
как Инфантьев, помещики черноземных губерний давали своим
мужикам при освобождении. И в зависимости от того, к какой
культуре был склонен барин греческой или римской, испанской
или французской крестьянина называли Аполлоновым, Афродитовым
или Принцессиным. Наш помещик, очевидно, был приверженцем
испанской культуры.
Мой отец родился в Ташкенте. Окончил кадетский корпус,
участвовал в Брусиловском прорыве и получил георгиевское оружие
из рук самого императора. Когда началась революция, денщик отвез
папашу к себе на Украину. И отец отсиживался на хуторе. Пока
гетман не позвал его биться с большевиками. Потом он числился у
Петлюры, пытался пробиться к Юденичу, но добрался только до
Риги: Юденич был разбит. Тогда отцу пришлось стать под знамена
Бермонта-Авалова. Но вскоре его взяли в плен латыши и зачислили
в свою армию. Так что войну он закончил освободителем Латвии.
Но парадом в нашей семье командовала мамаша, дочь местного,
режицкого адвоката. Она училась в Юрьевском университете, а
когда закончилась война, пошла на фронт сестрой милосердия. Там
мои родители встретились и поженились. После войны мамаша
определила отца в землемеры, а сама занималась исключительно
моим воспитанием.
«Когда считать мы стали раны...» Борис Федорович, сегодняшние
русские, впервые почувствовав себя в роли нацменьшинства,
испытали состояние шока. Наверное, нечто подобное пережила и
русская община в Первой республике?
Никакого шока. Русские были настроены боевито. Особенно те,
кто бывал в Праге, в Пражском университете. Да и сюда частенько
наезжали Ильин, Бердяев, которые поддерживали национальный дух.
Главной проблемой было не потерять национальную идентичность,
которая уже в тридцатые годы оказалась под угрозой. Происходило
это постепенно. В двадцатые годы русские еще не чувствовали себя
ущемленными. И даже в латышских школах продолжалось интенсивное
изучение русского языка. Оставались русская печать, старые
инспектора, старые чиновники, судьи, в университетах еще
разрешали читать лекции на русском. Но параллельно шла очень
интенсивная агитация повернуться спиной к Востоку и лицом к
Западу. Поначалу это были единичные голоса, но постепенно, капля
за каплей, русский язык выдавливался.
Сейчас принято говорить, что это переворот Улманиса в 1934 году
положил конец мирному сосуществованию латышской и русской
культур. На самом деле латышизация произошла еще до Улманиса. В
1933 году министром просвещения был Атис Кениньш мне с ним не
раз приходилось беседовать после войны. Очень интересная
личность. В советское время его три раза за
национал-шовинистические взгляды высылали в Россию, и каждый раз
он возвращался с большой помпой и новой ученой степенью.
Оказалось, что в свое время в Митаве он сидел за одной партой с
самим Вышинским, ни больше ни меньше. И, как только Кениньша
высылали, тот давал ему звание и возвращал обратно. Так вот, в
1933 году этот Атис Кениньш издал закон, запрещающий в публичных
местах говорить на русском. То есть если вы попросите на русском
продать вам почтовые марки, то тетушка на почте может вам их и
не продать. К счастью, закон остался в основном на бумаге. Во
всяком случае, я помню только два случая, когда было сказано:
«Здесь по-русски не говорят». Когда мы праздн овали завершение
латышской классической гимназии, отец моего однокашника
полковник Нейманис пригласил меня и мою мамашу отобедать в
офицерском собрании. Жена Нейманиса заговорила с моей мамой
по-русски, но полковник решительно остановил дам: «Здесь
по-русски не говорят».
Гимназисты румяные Борис Федорович, а почему вы выбрали не
русскую, а латышскую гимназию?
Очевидно, родители отдали меня туда в целях конъюнктурных и
карьеристических. Тогда одновременно с выпускными экзаменами в
гимназии мы сдавали вступительные экзамены в университет.
Скажем, собирали всех, кто хотел поступать на филологический
факультет, и гимназисты писали одно и то же сочинение по
латышской литературе. Причем независимо от того, какую гимназию
они оканчивали русскую или латышскую. Так вот, вместе со мной
экзамен сдавала Евгения Жилевич недавно на выставке в
Национальной библиотеке я узнал, что она принимала участие в
переводе на латышский язык «Реквиема» Анны Ахматовой. Перед
экзаменами по латышской литературе я занимался меньше, чем Женя,
но меня сразу зачислили на филологический факультет, а ее взяли
только кандидатом. Потому что в первую очередь в университет
принимали выпускников латышских гимназий, а только потом
русских.
А знание латышского у тех и других были одинаковым?
Думаю, что у выпускников русской гимназии знания были даже
лучше. Один мой знакомый учился на русском языке так он перед
выпускным экзаменом прочитал большое шеститомное издание по
истории латышской литературы. Он прочитал все эти шесть томов, а
я не читал. В русских школах Латвии очень основательно учили
латышский язык. По сути дела, это были русские национальные
школы с усиленным изучением латышского. Начиная с первого класса
уроки латышского шли шесть раз в неделю, а с пятого и шестого
классов история и география Латвии преподавались на латышском
языке.
«Слава на небе солнцу высокому» А стоял вопрос о полном
переводе русских школ на латышский язык обучения?
Переводить не переводили, но строго смотрели, чтобы русские
школы не посещали дети из латышских и смешанных семей. И еще
латыши очень не хотели, чтобы в русскую национальную школу
ходили поляки, белорусы, евреи. Согласно государственной
политике, они должны были учиться в своих школах. А так как
латыши, евреи, поляки, белорусы в русских школах вначале
составляли половину учеников, то опустевшие учебные заведения
стали закрываться одно за другим. Причем еще до прихода
Улманиса. К сороковому году в Риге осталась только одна русская
гимназия.
Борис Федорович, а чем довоенные русские школы и гимназии
отличались от сегодняшних?
Прежде всего отбором предметов мы изучали
церковно-славянский язык и Закон Божий и монархическим духом.
«Боже, царя храни», конечно, не пели. Но торжественные акты и
благотворительные балы в русской основной школе, где я учился до
поступления в гимназию, всегда начинали с песни «Слава на небе
солнцу высокому». Вторую часть «...А на земле государю
императору» мы благоразумно пропускали. Но и первая часть
рассматривалась как что-то вроде монархического гимна. Из-за
чего уже после прихода к власти Улманиса у нас в школе даже
произошел эксцесс. Когда при словах «Слава на небе солнцу
высокому» все встали, какая-то дама в первом ряду, очевидно,
связанная с правительственными структурами, демонстративно
плюхнулась в кресло. Тогда многие русские дамочки были супругами
министров, депутатов, высокопоставленных генералов. В царское
время латыши, обучаясь в петербургских и московских
университетах, обычно обзаводились русскими женами. К тридцатым
годам, когда начал проявляться национализм, этим дамам приходило
сь соблюдать этикет и по возможности скрывать свою русскость.
Это праздник со слезами на глазах Борис Федорович, если
сегодня почитать латышские и русские газеты, то создается
впечатление, что они выходят в двух разных государствах,
настолько изолированы наши две общины. Скажите, так было и во
времена Первой республики?
Нет, русскоязычные рижане хорошо владели латышским. А газета
«Сегодня» очень интенсивно информировала своих русских читателей
обо всем, что происходило в Латвии. Печатались подробные статьи
о всех поездках Улманиса где бывает, с кем говорит. И надо
сказать, что Улманис с русскоязычными местными жителями всегда
разговаривал на русском. Кстати, латгальские староверы вообще не
поддавались языковому давлению. Отец много ездил по Латгалии, и
наша семья всегда старалась квартировать в старообрядческих
домах там было почище. Лиго в тех местах не отмечали. Да и
какой мог быть праздник во время Успенского поста. А кроме того,
еще в конце XIX века ученые отмечали, что на этих землях
крестьянский фольклор давно уже сменился городским. И вместо
народных песен здесь поют романсы. Но в тридцатые годы сверху
был спущен указ всем праздновать Янов день. Помню, как по
приказу мы разожгли огромный костер на развилке дорог и не
знали, что делать дальше. Но это так, к слову. И, возвращаясь к
русского-латышским отношениям
того времени, я хочу отметить, что русскую газету «Сегодня»
читали и многие латыши. Все-таки в двадцатые годы это был очень
русифицированный край, и вся латышская верхушка хорошо знала
русский.
Поле битвы после Сталинграда Но к сороковому году выросло
новое поколение, не знающее русского языка...
Есть интересные цифры. В двадцатые годы, согласно опросу, 80
процентов учителей и родителей считали, что вторым иностранным
языком в Латвии должен быть русский. А в середине тридцатых
годов русский язык в латышских общеобразовательных школах уже
вообще не преподавали. За исключением трех категорий училищ
мореходных, полиграфических и коммерческих. Учителей русского
языка тоже нигде не готовили. И когда я выбрал эту профессию, то
директор русской гимназии Горбаненко посоветовал: «Поступайте на
любое отделение филологического факультета, а потом поезжайте
специализироваться на русской филологии в Ужгород». Но до
Ужгорода я так и не добрался, в сороковом году нас освободили. И
первым же решением новой власти было учредить в Латвийском
университете славянское отделение. Но через год пришли немцы и
разрешили работать только техническим факультетам. И только
после сталинградской битвы нам снова предоставили возможность
заниматься славистикой. Кстати, при немцах, с 1941 по 1945 год,
латышский язык в русских шко лах не преподавался. На моей памяти
это была единственная языковая пауза. А потом снова пришли
наши...
Европа нам поможет Борис Федорович, вы много раз наблюдали,
как в зависимости от режимов меняются и люди, и университетские
программы. Скажите, как человек бывалый, чем закончится
очередная волна национальной вражды, поднятая Гардой и
компанией? Какой у вас прогноз?
Ничем не закончится. Они будут талдычить свое. Кто-то их
будет опровергать, кто-то придерживать, чтобы все это уж очень
плохо не пахло. Один политолог сказал, что лет через
десять-двадцать все утихомирится. Либо русские облатышатся, либо
наоборот. Но если мы попадем в Европу раньше этого срока, то
вопрос уляжется сам собой. В Европе таких проблем нет, а мы
должны будем принять все европейские установки.
Борис Федорович, а если бы в сороковом году в Латвию не вошли
советские войска, русские ассимилировались бы?
Не думаю. Судя по тому, как в 39-м году с русскими начали
кокетничать, нет. Достаточно было появления советских военных
баз и связанной с этим активизации советского полпредства.
«И чего я в тебя такой влюбленный?» То есть положение русской
диаспоры зависит от позиции России?
Естественно. Например, у моего батюшки до 1939 года не было
никакой возможности продвинуться по службе. Правда, причины
были, и достаточно объективные, не хватало специального
образования. И до 39-го года он считался землемером самого
низкого, третьего разряда и почти двадцать лет без всяких надежд
и перспектив безропотно тянул служебную лямку. Но как только в
Латвии появились советские военные базы, его вдруг с самого
низкого разряда перевели сразу на самый высокий. Да еще вручили
печать присяжного землемера, чтобы он мог заняться частной
практикой. Такой вот пример... Впрочем, это опыт только моей
семьи. И за свою жизнь я много раз ошибался в прогнозах...
Тем не менее большое спасибо за эту беседу. И удачи вам.
РУБРИКА | ОБСУДИТЬ | НАЙТИ |