Молодежь Эстонии (Таллин)
211 11.09.2002

(Нац)кадры решают все

Одним из основных признаков интегрированности и демократичности
общества на Западе считается то, насколько представители
меньшинств представлены во властных структурах и в высшем
управлении. Это свидетельствует об «открытости» системы, об
отсутствии этнической замкнутости.

***

Две балтийские демократии - Эстонию и Латвию - часто критикуют
за этноцентричность сформировавшихся здесь политических систем.
Хотя этнорадикалы у нас и у наших соседей еще не перевелись,
любые предположения о том, что русских «зажимают», официальными
лицами с гневом отвергаются. Тем не менее оценка данных
этнического состава органов власти и управления дает
определенную пищу для размышлений.

В Латвии, где в паспортах сохранилась графа «национальность»,
получить соответствующую статистику проще. Так, исследователь
Артис Пабрикс установил, что латыши составляют 92работников
латвийских министерств и 92судей. В Эстонии подобные подсчеты
выполнила группа социологов под руководством Клары Халлик.
Например, в 2001 году русскоязычные составляли лишь 9всех судей
и 6чиновников Министерства внутренних дел. В то же время ни
одного русскоязычного не было среди чиновников Министерства
юстиции и Министерства образования. При этом, конечно, имелись
службы, где неэстонцев и нелатышей работало очень много
(например, тюремные ведомства).

Сколько бы ни было представителей меньшинств на госслужбе в
Эстонии и Латвии, их трудно встретить среди руководителей
высшего звена. Возьмем, к примеру, Эстонию: Эльдар Эфендиев стал
здесь в начале года первым с 1992 г. министром-неэстонцем. Не
лучше обстоят дела в столице: в Таллине человек с неэстонской
фамилией руководит лишь одним из 12 городских департаментов
(правда, в анкете сказано, что его родной язык - эстонский).

Артис Пабрикс попытался назвать причины, по которым
русскоязычные не идут работать в министерства Латвии: зарплаты
там ниже, чем в частном секторе; отсутствие латвийского
гражданства; неуверенность в своем знании госязыка; боязнь
дискриминации и отчуждение от государства. Если оставить в
стороне гражданство и знание языка, то боязнь дискриминации
(неуверенность в том, что сможешь сделать карьеру) действительно
не способствует росту интереса к госслужбе. Нелегко будет
переубедить молодежь, когда нет ярких примеров карьерных успехов
в госорганах людей с русскими фамилиями. И здесь уже заботой
государства должно стать изменение существующих этнических
пропорций среди управленцев. Например, в советское время Москва
видела своей задачей всяческую поддержку национальных кадров.
Подсчеты норвежского ученого Пола Колстое для 1955-1972 гг.
позволяют получить общее представление о кадровой политике тех
лет (см. таблицу).

Конечно, лет 15 назад у эстонского председателя мог быть
русский зам, а какого-нибудь высокопоставленного латыша нынешние
историки назовут слишком советизированным, чтобы считаться
«настоящим латышом». Как бы там ни было, но из-за любви Москвы к
нацкадрам у нас не выработалось привычки к обеспечению
достойного представительства местных меньшинств в верхних
эшелонах власти. Сегодня этому претит и этноцентричная
идеология, господствующая среди эстонских и латвийских
политиков.

Кстати, всемирно известный социолог Самми Смууха в свое время
разработал концепцию этнической демократии. Одним из ее
признаков он считал ситуацию, когда «государство находится во
владении и управляется основной этнической группой». В его
родном Израиле это на практике означало невозможность для
представителя арабского меньшинства занять сколько-нибудь видную
должность в управлении. Сам Смууха полагает, что этнические
демократии могут быть устойчивыми. Однако то, что происходит
сейчас в «земле обетованной», стабильностью никак не назовешь.

Международные и европейские документы по борьбе с
дискриминацией допускают создание для меньшинств льготных
условий при доступе к какому-нибудь благу, в том числе к системе
управления. До сего времени русскоязычным перепадали лишь
полученные в ходе политического торга муниципальные должности.
Трудно представить себе в Эстонии и Латвии что-либо иное. Когда
в одной эстонской газете обозреватель Сергей Стадников впервые
познакомил читателей с проблемой представительства меньшинств,
то получил через Интернет множество сердитых комментариев. Их
лейтмотивом было нежелание мириться «с негритянскими квотами,
как в Америке». Вряд ли сегодня кто-нибудь в Эстонии или Латвии
собирается обсуждать введение этнических квот: намного важнее
доброжелательная заинтересованность государства и местных
самоуправлений в том, чтобы представители меньшинств шли к ним
на службу и свободно делали карьеру. Если мы всерьез заботимся
об интеграции, то не можем вечно сохранять монополию титульной
власти на управление.

Вадим Полещук