Сигналы «SOS» подавал не «Курск», а его «убийца»
Владимир Шигин

Куда делась вторая «аномалия» из района гибели АПЛ?

Писатель Владимир Шигин провел собственное расследование причин гибели АПЛ «Курск». Его результаты — в отрывке из еще не опубликованной книги Владимира Шигина «Опустевший причал», посвященной АПЛ «Курск». Автором были собраны уникальные материалы, проливающие свет на тайну гибели подводной лодки.
Подводные лодки — корабли по сути своей секретные, а потому не только их жизнь, но и их гибель почти всегда окутаны тайной. Море почти никогда не оставляет ни следов, ни свидетелей...
За послевоенные годы наш флот понес существенные потери в составе своего подводного флота. В свое время, знакомясь с материалами Правительственных комиссий, расследовавших обстоятельства гибели подводных лодок «К-8», «К-219» и «Комсомолец», я обнаружил удивительную закономерность в предположениях о причинах их гибели. Во всех трех случаях перечень возможных причин катастрофы был абсолютно идентичен и включал следующие пункты: столкновение с надводным судном или с подводной лодкой, внутренний взрыв, столкновение со старой миной. По существу, это своеобразный «классический» набор стандартных версий, которые выдвигаются при любой из подводных катастроф, когда ничего конкретного о ней сказать нельзя, и у которой нет живых свидетелей. А потому, как и следовало ожидать, из всей массы самых вероятных и невероятных предположений, связанных с причинами гибели атомохода «Курск», в конечном счете остались на сегодняшний день на вооружении Правительственной комиссии только три — все те же традиционные версии для лодок, погибших со всем экипажем и не поднятых на поверхность.
Суть происшедшего с «Курском» была понятна морякам уже на второй день после трагедии. Что касается самой первопричины, то тогда же было совершенно понятно, что узнать ее можно будет, лишь подняв подводную лодку на поверхность и тщательно ее обследовав. Однако, несмотря на всю очевидность данной ситуации, пресса день за днем с настойчивостью, достойной лучшего применения, выдумывала все новые и новые варианты уничтожения подводного крейсера. Причем, чем меньше журналист разбирался в сути проблемы, тем более сенсационными были его «открытия».
Вспомним, хотя бы конспективно, основные версии. Первая — испытания некой суперсекретной торпеды, которая вдруг взорвалась в отсеке. На самом деле никакого испытания не было и в помине. Будучи в штабе Северного флота, я видел план учений, утвержденный командующим. Согласно этому плану, на 12 августа намечалась стрельба АПРК «Курск» по ордеру надводных кораблей. Проводиться она должна была обычной практической торпедой (то есть с болванкой вместо боезаряда). Этим типом торпед вот уже два десятка лет успешно стреляет весь отечественный Военно-морской флот. Единственное отличие торпеды «Курска» было в ее новой, более совершенной аккумуляторной батарее. Поэтому, собственно говоря, и прибыли на борт крейсера представители завода и военной приемки. В печати появилось сообщение, что якобы за два часа до трагедии Лячин выходил в эфир и просил разрешения на отстрел аварийной торпеды. Теоретически подобное могло произойти. Но вот фактически... До настоящего времени никто не подтвердил бытность этого выхода в эфир. Общаясь с множеством людей, кто в той или иной степени имел отношение к трагедии «Курска», причем общаясь в неформальной обстановке, я ни разу не слышал даже намека на данный факт. Кроме того, если бы Лячин действительно оповестил командование об аварийной ситуации на корабле, это означало бы отмену его торпедной атаки или хотя бы перенесение ее на более поздний срок. Но ничего подобного не произошло: корабли атакуемого отряда продолжали, как ни в чем не бывало, свое движение, прослушивая море и ожидая пуска учебной торпеды. А потому я твердо уверен, что история с выходом в эфир Лячина по поводу аварийного отстрела торпеды — это очередная фальшивка, не имеющая под собой никаких оснований.
Вторая версия — диверсионный акт неких террористов. Ходят слухи, что вскоре после гибели «Курска» кто-то из предводителей чеченских боевиков заявил, что уничтожение российского атомохода — дело их рук. Помимо этого вспомнили давнишнее почти забытое обещание тех же чеченцев провести диверсию на одном из российских атомных объектов. Вот, пожалуй, на сегодня и весь фундамент так называемой «диверсионной» версии.
Начнем с того, что посторонние люди никак не могут появиться на борту атомохода. Туда и своих-то пускают только при наличии определенных документов. Муссируются слухи о возможном существовании неких диверсантов-камикадзе среди самих членов экипажа. Однако это тоже не слишком реально. Камикадзе делает свое дело не ради денег, а ради идеи. Ну как, скажите мне, в экипаже мог внезапно объявиться фанатичный приверженец ваххабитских идей? Даже если бы такой вдруг появился, его бы вскоре разоблачили. Ваххабизм, как известно, предполагает строжайшее соблюдение всевозможных обетов и правил мусульманской веры (отказ от свинины, отказ от пищи в дни рамазана, трехкратный намаз в течение дня и так далее). Кто имеет хотя бы отдаленное представление о степени близости общения на кораблях, и в особенности на подводных лодках, сразу поймет нелепость этих предположений. Однако жажда сенсации напрочь затмевает чувство реальности, а потому, увидев в списке экипажа двух дагестанцев, пресса тотчас дружно начала раскручивать «чеченский след».
На самом деле инженер-конструктор Мамед Гаджиев и старший мичман Абдуркадыр Ильдаров были не новичками в подводном флоте. К ваххабизму и идеям чеченских сепаратистов оба, естественно, не имели ни малейшего отношения. За плечами обоих — многолетняя служба в оборонном НИИ и на лодках. Я разговаривал со многими офицерами и мичманами, лично знавшими старшего мичмана Ильдарова. Даже когда я осторожно задавал им вопрос о вероятности участия мичмана в теракте, они воспринимали это как смертельную обиду: «Что вы, Абдуркадыр Мирзаевич был настоящим патриотом подплава, с которым давным-давно связал свою судьбу и жизнь!» Кстати, именно старший мичман Ильдаров был единственным членом экипажа, кто имел боевой орден Мужества, полученный за проявленный героизм и высокий профессионализм при выполнении боевой задачи.
В качестве еще одной версии выдвигается предположение о столкновении «Курска» с крупным надводным судном. Как показало даже расследование первых дней, никаких посторонних судов в учебном полигоне Северного флота не было. Во-первых, полигон, где проходили учения Северного флота, был закрыт для прохода гражданских судов, о чем заранее всем было дано соответствующее оповещение. Во-вторых, сегодня уже документально подтверждено, что никакие суда, даже самовольно, в закрытый район во время учений не заходили. Наконец, в-третьих, после тщательного обследования корпуса затонувшего крейсера совершенно очевидно, что нанесенные ему повреждения надводным судном сделаны быть не могли. Командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов высказывается на сей счет однозначно: «Я могу безоговорочно утверждать, что никаких надводных кораблей и судов в районе не было. Все находилось под контролем нашей авиации».
Впрочем, и здесь было место для фантазии любителей дутых сенсаций. Когда стало ясно, что версия с неким гражданским «летучим голландцем» не выдерживает критики, они сразу же нашли нового виновника. Логика рассуждений была следующая: если не было гражданских судов, то почему бы «Курск» не мог таранить какой-нибудь военный корабль, к примеру «Петр Великий»? Но такое столкновение не могло пройти незамеченным для членов экипажа надводного корабля. С момента катастрофы прошло уже немало времени, но пока никто из экипажа «Петра» так и не собрался поведать миру какие-либо невероятные откровения. С чего бы так? Да просто моряки «Петра Великого» не собираются рассказывать небылиц!
Следующая версия — минная. Кстати, вполне реальная, хотя и обойденная вниманием прессы из-за ее явной банальности. О ней достаточно много говорят даже на уровне Правительственной комиссии. Дело в том, что первый взрыв, зафиксированный сейсмологами, вполне соответствует по своей мощности мине времен войны. Однако моряки к «минной» версии относятся более осторожно. Причины на то достаточно веские. Во-первых, еще не было в истории мирового флота случая, чтобы одна мина времен Второй мировой уничтожила боевой корабль такого водоизмещения, как двадцатипятитысячетонный «Курск». Более того, летопись Великой Отечественной войны полным-полна фактов, когда даже лодки того времени, подорвавшись на мине, все же благополучно добирались до своих баз. Но и это не все! Каким образом вообще могла рядом с «Курском» оказаться старая мина? В годы Второй мировой, как известно, использовались в основном только якорные мины. Возможно, что некоторое количество их все еще осталось в море. Иногда, теперь уже не чаще раза в год в акватории Баренцева моря нет-нет да и всплывет такой проржавевший и обросший водорослями реликт. В середине восьмидесятых, проходя службу на тральщиках Балтийского флота, мне довелось лично участвовать в уничтожении двух внезапно всплывших якорных мин. В обоих случаях их корпус настолько проржавел от старости, что после нескольких очередей из автомата обе мины просто-напросто тихо затонули без всякого взрыва. А ведь с того времени до событий августа 2000 года прошло еще почти полтора десятка лет! Кроме того, те мины, которые остались до настоящего времени в море, давным-давно лежат на дне. В силу каких-то сверхредких обстоятельств (землетрясение, сильнейший шторм, касание рыболовецким тралом) они, вероятно, могут всплыть на поверхность. Но никто не в силах объяснить, каким образом могла древняя старушка иметь нулевую плавучесть и пребывать в свободном плавании на глубине 10-20 метров. Это уже что-то из области фантастики! А потому, когда официальные лица говорят о минной версии, они всегда произносят ее последней. Пока документально не установлена единственная настоящая причина катастрофы, минная версия имеет право на существование, хотя бы теоретически.
Существует еще одна версия. На мой взгляд, самая гнусная. Это предположение о том, что «Курск» был потоплен атомным ракетным крейсером «Петр Великий», но уже не таранным ударом, о чем мы говорили выше, а ракетой или торпедой. Но разве можно сегодня заставить молчать экипаж корабля, разве можно было бы скрыть правду в таком маленьком гарнизоне, как Североморск, разве можно представить, что на всем Северном флоте не нашелся ни один честный человек, кто прямо и открыто сказал бы правду! Однако ничего этого не было, а значит, не было и всего, что высосали из пальца ушлые журналисты. Будучи на Северном флоте, я неоднократно говорил на эту тему с офицерами и матросами «Петра». Нет слов, как были все они возмущены подобными сплетнями!
Итак, мы обрисовали почти весь спектр маловероятных и совершенно невероятных версий вокруг погибшего крейсера. Что еще могло случиться с «Курском»? Помимо вышеперечисленных вариантов, в газетах писали о взрывах аккумуляторных батарей «Курска», о нечаянной атаке его иностранной подводной лодкой, выпустившей по нашему атомоходу боевую торпеду, о некой непонятной подводной засаде, об испытании сверхсекретного оружия или нами, или все теми же американцами. Что еще можно придумать? Остается разве что нападение НЛО или гигантского подводного змея, участие потусторонних сил или воздействие неизвестного науке природного катаклизма. Большего, наверное, не может выдумать самая изощренная фантазия!
Отдав должное обзору различных версий, поговорим теперь о третьей — той, которая вызывает больше всего разговоров и на которой останавливается подавляющее большинство специалистов и очевидцев. Это версия о столкновении с иностранной подводной лодкой. Итак, сегодня уже всем абсолютно ясно, что причиной гибели атомохода стал мощный взрыв боезапаса в первом торпедном отсеке. Неясна первопричина этого взрыва, ведь сам по себе боезапас взорваться никогда бы не смог, слишком много степеней предохранения заложили в него конструкторы. Причиной детонации могло стать только чрезвычайно мощное и резкое внешнее воздействие, а таковым вполне мог быть подводный таран. При этом специалистами в настоящее время уже теоретически рассчитано, что возможное столкновение произошло, скорее всего, на встречных курсах, когда наша лодка шла на всплытие, а иностранная на погружение.
Эту трактовку событий в свое время озвучил по телевидению генерал Валерий Манилов, ее в определенной мере допускали министр обороны, Главнокомандующий ВМФ и командующий Северным флотом, многие другие профессионалы-специалисты. Каковы же факты, позволяющие считать эту версию если не доказанной, то наиболее предпочтительной перед всеми иными? Во-первых, уже при первоначальном обследовании района гибели «Курска» было установлено, что на дне на близком расстоянии друг от друга были обнаружены две металлические аномалии. Дело в том, что этот район (так называемая Южномурманская банка) является многолетним полигоном боевой подготовки Северного флота, а потому он изучен давным-давно вдоль и поперек. Откуда же могли появиться неизвестные «аномалии»? Как впоследствии оказалось, одна из них — это лежащий на дне «Курск». А вторая? Второй, вполне возможно, могла быть лежавшая рядом поврежденная иностранная подводная лодка.
Когда я беседовал с командующим Северным флотом адмиралом Вячеславом Поповым, он подтвердил, что «аномалия» давала международные сигналы «SOS», хорошо были слышны стуки внутри лодки. Это, по-видимому, боролся за живучесть ее экипаж. Буквально через несколько дней магнитофонные записи этих стуков будут переданы на экспертизу. Их изучат специалисты и заявят, что стучали не люди, а автоматический механизм. Информацию о механической природе стуков подтвердит в телевизионном выступлении и председатель Правительственной комиссии вице-премьер Илья Клебанов. Но аппаратуры, которая бы в автоматическом режиме могла передавать сигнал «SOS», на наших подводных лодках не было и нет, это подтвердит любой подводник.
Вызывает подозрения и таинственное исчезновение второй «аномалии». Куда она могла подеваться? Гадать здесь особо нечего. Неизвестная лодка, «подлечив раны», понесенные от тарана, вполне могла медленно уползти восвояси.
Здесь необходимо сделать еще одну оговорку. Дело в том, что конструктивные особенности наших отечественных атомоходов не позволяют им ложиться на грунт. Если наш атомоход оказался на грунте, значит — дело плохо, самостоятельно он уже не всплывет. Американские и английские атомные субмарины, в отличие от наших, ложиться на грунт могут. Ну а то, что иностранная подводная лодка попыталась как можно скорее уйти с места событий, более чем объяснимо. Она лежала на грунте с серьезными повреждениями. Наверху над ней собрался весь Северный флот России. Да и сама лодка была уже, по существу, обнаружена. При этом на карту было поставлено даже нечто большее, чем собственная безопасность подводников. После столкновения всплывать они просто-напросто боялись. Почему? Ответ предельно ясен. Потому, что занимались разведывательной деятельностью у берегов России. Если всплыли — значит, документально подтвердили факт своего шпионажа, а это — явный международный скандал. Единственный выход в создавшейся ситуации — любой ценой уйти как можно дальше от места разыгравшейся трагедии, а там, даже если заставят всплыть или придется это сделать самим, можно уже будет приводить какие-то контраргументы.
Возникает вопрос: почему лодка смогла уйти? Во-первых, в те первые страшные дни все силы нашего флота были направлены исключительно на спасение экипажа «Курска». Во-вторых, наверху было достаточно шумно: одни корабли приходили в район, другие уходили, то и дело спускались и работали возле затонувшего «Курска» наши подводные лодки, да и гидрология оставляла желать много лучшего. Однако вскоре недалеко от района катастрофы «Курска» противолодочная авиация Северного флота внезапно обнаружила иностранную подводную лодку, уходившую в сторону Норвегии с подозрительно малой скоростью для атомохода — всего каких-то пять узлов! Лодку немедленно забросали радиобуями. Сразу же встал вопрос: что делать дальше? Адмирал Попов доложил об обнаруженной субмарине в Москву. Москва дипломатично промолчала. Да и что можно было сказать? Отдать приказ на уничтожение? Но ведь война ни с США, ни с Англией не объявлена, а найденная иностранная подводная лодка находилась в международных водах и, соответственно, под защитой всех международных законов. Да и доказательств причастности субмарины к трагедии не было. Так, ковыляя пятиузловым ходом, иностранный атомоход добрался до Норвегии, а там, переведя дух, растворился в безбрежье Атлантики.
Были слухи, что именно эту подводную лодку затащили в Плимутский док, ибо повреждения ее были впечатляющими. Еще 4 сентября, когда насчет причин катастрофы ходили самые противоречивые слухи, заместитель начальника Генштаба генерал-полковник Валерий Манилов неожиданно для всех объявил о том, что в 50 метрах от «Курска» «обнаружено нечто похожее на ограждение боевой рубки, установленной на подводных лодках США или Великобритании.» По словам Манилова, обнаруженное «ограждение боевой рубки» в настоящее время усиленно охраняется боевыми кораблями Северного флота.
Но и это не все! Еще не было официального заявления России об аварии «Курска», а английские спасательные силы уже были приведены в полную готовность и вышли в море. Зачем объявили эту тревогу? Чтобы проверить собственную боеготовность? Чтобы спасать российский «Курск»? А может, спешили спасать своих? Почему же тогда остановились на полпути — не потому ли, что получили сообщение, что поврежденная лодка все-таки идет своим ходом домой?
Доподлинно известно, что в районе учений Северного флота находились сразу три иностранные подводные лодки. Ими были американские «Мемфис» и «Толедо» и английская «Сплендид». В ходе работы над книгой я не раз выслушивал вопрос: почему Северный флот не провел перед учениями противолодочной операции по очищению района от иностранных подводных лодок? На него исчерпывающе ответил командующий Северным флотом адмирал Попов: «Да, я мог их обнаружить, но у меня нет топлива, чтобы выйти в море, организовать поисковую операцию и вытеснить иностранные подводные лодки туда, где они должны находиться!» Комментарии, как говорится, излишни...
Сразу же после трагедии «Курска» американцы начали весьма назойливо освещать в прессе заход в один из норвежских портов своей атомной лодки «Мемфис». Ее постоянно показывали с телеэкранов, и каждый мог воочию убедиться в ее полной целости и сохранности. Однако при этом никто и нигде ни словом не упомянул о бывшей в том же районе второй американской атомной субмарине «Толедо». Этой подводной лодки как бы вообще не существовало в американских ВМС.
Сегодня известно, что представители ВМФ России еще в сентябре 2000 года обратились к американской стороне с просьбой осмотреть не «Мемфис», который всем настойчиво предлагали лицезреть, а именно «Толедо». И что же вы думаете? Они сразу получили самый категорический отказ. Американцы вообще традиционно не склонны признавать свои ошибки и просчеты, ведь они еще ни разу не признали сразу ни одного факта столкновения своих субмарин с нашими! Так было в 1970 году при столкновении российской «К-108» с американской «Тодог». Так было с погибшей в Тихом океане в 1968 году «К-129». Ее, судя по всему, таранила в подводном положении атомная американская подводная лодка «Суордфиш». Так было с «К-219» в Северной Атлантике в октябре 1986 года, когда эту лодку так же, по-видимому, таранила и потопила американская «Агоста». В феврале 1992 году в Баренцевом море на нашем полигоне столкнулись российская «К-276» (позднее ей присвоят наименование «Кострома») и новейшая американская «Батон Руж».
На «Костроме» я побывал, будучи в Видяево. По случайному стечению обстоятельств она входит в состав той же 7-й дивизии, что и «Курск». На боевой рубке «Костромы» нарисована красная пятиконечная звезда с цифрой «1» в центре. Так в годы Великой Отечественной войны наши подводники вели счет своим победам. Что ж, цифра на рубке нашего атомохода появилась тоже не случайно. На мой вопрос, а не ругается ли начальство на такую символику, командир «Костромы» Владимир Соколов ответил так: «Сначала, конечно, морщились — мол, американцы нам теперь друзья. Затем вроде попривыкли, ну а после «Курска» кто и что может мне сказать на этот счет! Разве только то, что цифра уж очень невелика!»
Буквально за год до столкновения «Костромы» с «Батон Руж» руководство ВМС США демонстрировало именно эту лодку приехавшему в Америку с визитом Главкому ВМФ СССР адмиралу флота В. Чернавину. А потому новейшая атомная лодка была брошена на самый трудный и опасный участок — против Северного флота России. Тогда при столкновении наш атомоход отделался мелкими повреждениями, «Батон Руж» повезло значительно меньше. Американцы тогда, правда, сумели доползти до своих берегов, но повреждения были столь впечатляющими, что новейший атомоход восстановлению не подлежал и был немедленно списан на металлолом. По неофициальным данным, тот таран обошелся американцам в пять жизней. Но даже этот факт столкновения своей лодки, несмотря на все предъявленные доказательства (куски корпуса, обшивки, образцы краски, записи шумов винтов и так далее), американцы упорно скрывали от мировой общественности в течение нескольких лет.
Всего за последние 33 года насчитывается 21 случай столкновения наших и американских подводных лодок. В подавляющем большинстве случаев эти столкновения происходили по вине американцев и вблизи наших берегов. По меньшей мере два из них закончились трагически, причем оба раза для наших атомоходов. А потому, если к гибели «Курска» на самом деле пусть даже непредумышленно, но причастна американская сторона, надеяться на признание не стоит.
Ради справедливости необходимо признать, что до настоящего времени никаких материальных доказательств причастности американцев или англичан к гибели «Курска» так и не обнаружено. Водолазами не было поднято ни одного фрагмента корпуса, где были бы оставлены следы некой второй субмарины. Все можно будет определить, только подняв погибшую лодку. Шила, как известно, в мешке не утаишь, а потому правда о столкновении, если оно было, все равно рано или поздно станет всем известна. Однако, как показывает жизнь, сегодняшняя сенсация спустя некоторое время будет восприниматься уже достаточно спокойно, а спустя годы ее вообще отнесут к области истории и она не будет уже особенно тревожить никого, кроме родных и близких погибших — тех, для кого трагедия «Курска» останется в сердце навсегда.

Тайна девятого отсека. Отчего погибли подводники, находившиеся в 9-м отсеке АПЛ «Курск»?

Что происходило в девятом отсеке АПЛ «Курск» после того, как на лодке прогремели взрывы? Отчего погибли находившиеся там подводники? Ответ на этот вопрос пытается найти капитан 1 ранга, сотрудник журнала «Морской сборник» Владимир Шигин.
Наверное, никогда еще в истории нашего флота внимание всей страны не было так долго приковано к одному из отсеков подводной лодки. С ним, с этим отсеком, связывали все мы свои надежды во время спасательной операции в августе 2000 года. И именно девятому отсеку было суждено вписать последнюю и самую страшную страницу в трагедию «Курска».
Из всех отсеков АПЛ девятый — самый маленький по размеру. В техническом описании он так и зовется: кормовой отсек-убежище.
К 13 часам 12 августа в девятом отсеке собралось двадцать три человека. Это были все, кто к этому времени оставался в живых. Общее командование взял на себя, вероятнее всего, капитан-лейтенант Дмитрий Колесников. Почему вероятнее всего? Потому, что ни в одной из двух найденных записок об этом не сказано однозначно, однако бумаги, найденные в кармане Дмитрия Колесникова, позволяют предположить, что командовал именно он. Помимо записки, в его кармане оказался список всех двадцати трех остававшихся на тот момент в живых подводников. Возле каждой из фамилий стояли галочки. Скорее всего, Колесников время от времени проводил перекличку личного состава. По крайней мере он это проделал дважды — в 13 и 15 часов.
Каково было моральное состояние оказавшихся в девятом отсеке? Будучи профессионалами, все прекрасно понимали трагичность ситуации. Однако паники не было. Сейчас об этом можно говорить уже с полной уверенностью. Исчерпывающий ответ на этот вопрос дали врачи, производившие обследование поднятых на поверхность тел. Как известно, в человеческом организме имеются определенные запасы гликогена (сахара и глюкозы). Наибольшее количество сахара и глюкозы находится в печени и в мышцах. Меньше — в крови. Гликоген — это мощное энергетическое средство, своеобразный стратегический запас человека на случай стрессов. Так вот, обследование тел поднятых из девятого отсека подводников показало, что в их печени и мышцах ни глюкозы, ни сахара не было. Это означает лишь одно: все пережили сильнейший стресс. Да другого и быть не могло: что еще должен чувствовать человек, когда лодку сотрясают один за другим два взрыва, после чего тухнет даже аварийное освещение, лодка бьется о дно, а через носовые переборки хлещет вода? Кто бы мог воспринять это с ледяным спокойствием? Да никто! Ясно, что все оставшиеся в живых пережили сильнейшее нервное потрясение.
Но врачи обнаружили и иное. В крови поднятых подводников гликоген присутствовал, причем его содержание было даже выше нормы! Это означает, что запасы его не были израсходованы до конца, то есть стресс был, но он был кратковременным, а затем люди успокоились. Если бы оставшиеся в живых пребывали в состоянии паники, их организмы «поглотили» бы и последние резервные запасы гликогена, но этого не произошло.
Итак, наличие спокойной и деловой обстановки в девятом отсеке можно считать доказанным. Чем занимались подводники? Прежде всего они «поддули» отсек, то есть создали в нем повышенное давление, чтобы избежать поступления воды. Во второй записке, найденной немного позднее первой, говорится, что давление в отсеке было повышено до 0,6 килограмма на квадратный сантиметр. Этот же показатель видели и водолазы на манометре девятого отсека. Вода в отсеке была, но ее уровень не превышал 15 — 20 сантиметров. Аварийное освещение не работало. Аккумуляторные батареи на «Курске» размещались в трюме первого отсека, и поэтому после взрыва ни о какой электроэнергии не могло быть и речи. Однако в отсеке имелось штатное количество аварийных фонарей, которыми подводники и пользовались.
Вскоре стало холодно, и всем пришлось надеть утеплители — костюмы, проложенные прошитым поролоном. Размотанный шланг ВПЛ красноречиво говорит о готовности к борьбе с пожаром, а подключенная к сети трубка аварийного межотсечного телефона — о попытке прозвонить все отсеки и попытаться определить оставшихся там в живых. Вполне возможно, что именно так была сразу же после взрыва установлена связь с личным составом шестого, седьмого и восьмого отсеков.
Судя по всему, подводники готовились покинуть отсек свободным всплытием. Для этого были проведены все необходимые мероприятия, приготовлены дыхательные аппараты. По мнению врачей-физиологов ВМФ, при всплытии со стометровой глубины сто процентов выходящих наверх получают декомпрессионную болезнь, а многие и сильную баротравму легких. Но при столь экстремальной ситуации вопрос стоит крайне жестко: жив или мертв, а потому к подобным сопутствующим неприятностям относятся как к неизбежности.
Но для того чтобы всплыть, подводникам надо вначале еще суметь покинуть подводную лодку. Этого находившиеся в девятом отсеке сделать не смогли. Все их многочисленные попытки открыть аварийно-спасательный люк (АСЛ) успехом не увенчались. Подводники столкнулись с той же проблемой, что и пилоты спасательных подводных снарядов, пытавшиеся присосаться к зеркалу АСЛ. Что-то произошло с аварийно-спасательным люком, но что? Оговорюсь сразу. До настоящего момента точная причина несрабатывания АСЛ так и не выяснена до конца. Существует мнение, что присосаться спасательным снарядам было невозможно из-за треснувшего зеркала. Однако многие специалисты в это не верят. Треснутое зеркало могло помешать присосаться подводному снаряду, но оно ни в коей мере не могло служить помехой для выхода людей из подводной лодки. «Сталь, из которой изготовлено зеркало, — говорят они, — просто не могла треснуть, а потому, скорее всего, стакан АСЛ, который жестко соединяет легкий и прочный корпуса лодки, просто «повело» (перекосило) в результате взрыва. Именно поэтому снаряды не могли присосаться, а люди выбраться.
Невозможность самостоятельного выхода на поверхность, конечно же, осложнила и без того достаточно тяжелое положение двадцати трех человек, находящихся в девятом отсеке. Но потеряно было далеко не все! Скорее всего, именно к этому времени относятся написанные Дмитрием Колесниковым слова: «... Не надо отчаиваться!» В этих трех словах командир дивизиона живучести выразил свое собственное состояние: да, выйти из лодки нам не удалось, однако остается надежда на то, что нас найдут и спасут, а потому не надо отчаиваться, надо бороться за жизнь, надо выиграть время! То же самое он, по-видимому, говорил и собравшимся в отсеке товарищам.
И капитан-лейтенант Колесников, и остальные подводники прекрасно понимали, что после того, как лодка не вышла на связь, по флоту уже объявлена тревога, и их ищут. А потому теперь надо было всеми силами бороться за живучесть отсека, за сохранение собственной жизни и ждать, ждать, ждать. То, что после 15 часов Дмитрий Колесников пишет уже в темноте, тоже говорит в пользу этой версии. Сколько времени придется находиться в отсеке, не мог сказать никто, а потому надо было экономить батареи аварийных фонарей.
Вспомните теперь многочисленные заявления руководителей флота о расчетном времени, которое могли находиться в девятом отсеке подводники. Чаще всего фигурировал срок в десять суток. Сегодняшний анализ ситуации в девятом отсеке говорит то же самое: они могли и готовы были продержаться эти самые десять суток. Однако этого не произошло. Почему? Потому что случилось нечто страшное, то, что разом перечеркнуло все помыслы и надежды миллионов и миллионов людей. Теперь мы вплотную подошли к тайне девятого отсека. Когда врачи приступили к обследованию извлеченных водолазами тел, им сразу же бросилось в глаза, что подводников можно сразу же по внешнему виду разделить на две категории. В первую категорию вошли те, чьи тела были совершенно не повреждены. Все они были абсолютно узнаваемы. Лица и руки имели при этом характерный красноватый оттенок, что бывает обычно при отравлении угарным газом. При нажатии на грудь слышалось характерное похрустывание. Это было так называемое явление крепитации. Присутствовали и подкожные эмфиземы — явные признаки того, что человек жил и погиб в атмосфере с повышенным давлением, и его организм успел насытиться азотом. Из носа выделялась пенообразная жидкость, что тоже говорило о длительном нахождении под повышенным давлением. Таких тел было подавляющее большинство. По мнению врачей, смерть подводников могла наступить в районе девятнадцати — двадцати часов двенадцатого августа.
Вторую категорию составляли тела, подвергшиеся термическим и химическим ожогам. Таких тел было по меньшей мере три. У одного из подводников было буквально стесано все лицо. На костях черепа остались только остатки мышц. У другого полностью отсутствовала брюшная стенка, внутренние органы, однако, были целы. От пожара так сгореть люди не могли. Налицо было явное сожжение щелочью, причем воздействие было очень интенсивным и кратковременным.
Так что же все-таки случилось в районе девятнадцати часов вечера 12 августа в девятом отсеке? А произошло следующее. К вечеру в отсеке стало ощущаться кислородное голодание, и было решено зарядить РДУ свежими пластинами регенерации. Эту операцию поручено было выполнить троим подводникам. Они подошли к РДУ, имея при себе банку с В-64, и начали его перезаряжать. В этот-то момент и произошло непоправимое. Кто-то из троих уронил пластины регенерации, а возможно, и всю банку в воду, перемешанную с маслом. Почему так случилось, можно только предполагать. Скоре всего, сказались усталость предыдущих часов, теснота и недостаток освещения. Раздался взрыв... По характеру ожога возможно предположить, что в последний момент один из подводников пытался накрыть собой упавшую банку с регенерацией и принять всю силу взрыва на себя. Вне всяких сомнений, он совершил подвиг, который до сих пор, увы, так и остался неоцененным. Однако даже этот отчаянный смертельный бросок ничего уже не мог изменить... Находившиеся рядом с РДУ люди погибли почти мгновенно в результате взрыва. Остальные жили немногим дольше. Взрыв сразу же выжег весь кислород в отсеке, выделив огромное количество угарного газа. Никто не ожидал взрыва, а потому все подводники находились без дыхательных аппаратов, которые вполне обоснованно берегли на случай выхода из подводной лодки. А потому всем им было достаточно одного-двух вдохов угарного газа, чтобы потерять сознание. Это был конец. Люди попадали в воду, чтобы уже никогда из нее не подняться. Все произошло так стремительно, что вряд ли кто-то из находившихся в девятом отсеке подводников смог до конца осознать, что же произошло.
Большого пожара, однако, не последовало. Взрыв выжег весь кислород, и гореть больше было просто нечему. Понемногу в отсек продолжала фильтроваться вода, и к моменту открытия АСЛ норвежцами он был уже полностью затоплен, исключая лишь небольшую воздушную подушку у подволока с содержанием кислорода в семь процентов. Люди, как известно, могут дышать лишь воздухом, содержащим не менее двенадцати процентов кислорода, после чего теряют сознание. Семь процентов — это результат интенсивного горения или взрыва. Люди до столь низкой концентрации кислорода никогда «выдышать» воздух не могут…
Не знаю, как другие, но я, узнав о тайне девятого отсека, несколько дней не мог прийти в себя. Было до безумия обидно, что нелепая случайность в одно мгновение унесла двадцать три молодые жизни, что спасательная операция, имевшая все шансы на несомненный успех, завершилась ничем. Если бы можно было хотя бы немного повернуть вспять время и хоть что-то изменить в прошлом! Увы, ничего подобного нам не дано. Время безжалостно и монотонно идет вперед, а прошлое не признает сослагательного наклонения. И все же склоним еще раз головы перед подвигом узников девятого отсека, тех, кто до последнего дыхания стоял на своих боевых постах и принял смерть тогда, когда спасение, казалось, было уже совсем близко...

РУБРИКА
В начало страницы